Бенедикт Константинович Лившиц



              Пьяный корабль


                   Когда бесстрастных Рек я вверился теченью,
                   Не подчинялся я уже бичевщикам:
                   Индейцы-крикуны их сделали мишенью,
                   Нагими пригвоздив к расписанным столбам.

                   Мне было все равно: английская ли пряжа,
                   Фламандское ль зерно — мой наполняют трюм.
                   Едва я буйного лишился экипажа,
                   Как с дозволенья Рек понесся наобум.

                   Я мчался под морских приливов плеск суровый,
                   Минувшею зимой, как мозг ребенка, глух,
                   И Полуострова, отдавшие найтовы,
                   В сумятице с трудом переводили дух.

                   Благословение приняв от урагана,
                   Я десять суток плыл, пустясь, как пробка, в пляс
                   По волнам, трупы жертв влекущим неустанно,
                   И тусклых фонарей забыл дурацкий глаз.

                   Как мякоть яблока моченого приятна
                   Дитяти, так волны мне сладок был набег;
                   Омыв блевотиной и вин сапфирных пятна
                   Оставив мне, снесла она и руль и дрек.

                   С тех пор я ринулся, пленен ее простором,
                   В поэму моря, в звезд таинственный настой,
                   Лазури водные глотая, по которым
                   Плывет задумчивый утопленник порой.

                   И где, окрасив вдруг все бреды, все сапфиры,
                   Все ритмы вялые златистостью дневной,
                   Сильней, чем алкоголь, звончей, чем ваши лиры,
                   Любовный бродит сок горчайшей рыжиной.

                   Я знаю молнией разорванный до края
                   Небесный свод, смерчи, водоворотов жуть
                   И всполошенную, как робких горлиц стая,
                   Зарю, и то, на что не смел никто взглянуть.

                   Я видел солнца диск, который, холодея,
                   Сочился сгустками сиреневых полос,
                   И вал, на древнего похожий лицедея,
                   Объятый трепетом, как лопасти колес.

                   В зеленой снежной мгле мне снились океанов
                   Лобзания; в ночи моим предстал глазам,
                   Круговращеньем сил неслыханных воспрянув.
                   Певучих фосфоров святящийся сезам.

                   Я видел, как прибой — коровник в истерии, —
                   Дрожа от ярости, бросался на утес,
                   Но я еще не знал, что светлых ног Марии
                   Страшится Океан — отдышливый Колосс.

                   Я плыл вдоль берегов Флорид, где так похожи
                   Цветы на глаз пантер; людская кожа там
                   Подобна радугам, протянутым, как вожжи
                   Под óвидью морей к лазоревым стадам.

                   Болота видел я, где, разлагаясь в гнили
                   Необозримых верш, лежит Левиафан,
                   Кипенье бурных вод, взрывающее штили,
                   И водопад, вдали гремящий, как таран,

                   Закаты, глетчеры и солнца, лун бледнее,
                   В заливах сумрачных чудовищный улов:
                   С деревьев скрюченных скатившиеся змеи,
                   Покрытые живой коростою клопов.

                   Я детям показать поющую дораду
                   Хотел бы, с чешуей багряно-золотой.
                   За все блуждания я ветрами в награду
                   Обрызган пеной был и окрылен порой.

                   Порой, от всех широт устав смертельно, море,
                   Чей вопль так сладостно укачивал меня,
                   Дарило мне цветы, странней фантасмагорий,
                   И я, как женщина, колени преклоня,

                   Носился, на борту лелея груз проклятый,
                   Помет крикливых птиц, отверженья печать,
                   Меж тем как внутрь меня, сквозь хрупкие охваты,
                   Попятившись, вплывал утопленник поспать.

                   И вот, ощеренный травою бухт, злодейски
                   Опутавшей меня, я тот, кого извлечь
                   Не в силах монитор, ни парусник ганзейский
                   Из вод, дурманящих мой кузов, давший течь;

                   Я, весь дымящийся, чей остов фиолетов,
                   Я, пробивавший твердь, как рушат стену, чей
                   Кирпич покрылся сплошь — о лакомство портов! —
                   И лишаями солнц и соплями дождей;

                   Я, весь в блуждающих огнях, летевший пулей,
                   Сопровождаемый толпой морских коньков,
                   В то время как стекал под палицей июлей
                   Ультрамарин небес в воронки облаков;

                   Я, слышавший вдали, Мальштрем, твои раскаты
                   И хриплый голос твой при случке, бегемот,
                   Я, неподвижностей лазурных соглядатай,
                   Хочу вернуться вновь в тишь европейских вод.

                   Я видел звездные архипелаги в лоне
                   Отверстых мне небес — скитальческий мой бред:
                   В такую ль ночь ты спишь, беглянка, в миллионе
                   Золотоперых птиц, о Мощь грядущих лет?

                   Я вдоволь пролил слез. Все луны так свирепы,
                   Все зори горестны, все солнца жестоки,
                   О пусть мой киль скорей расколет буря в щепы.
                   Пусть поглотят меня подводные пески.

                   Нет, если мне нужна Европа, то такая,
                   Где перед лужицей в вечерний час дитя
                   Сидит на корточках, кораблик свой пуская,
                   В пахучем сумраке Бог весть о чем грустя.

                   Я не могу уже, о волны, пьян от влаги,
                   Пересекать пути всех грузовых судов,
                   Ни вашей гордостью дышать, огни и флаги,
                   Ни плыть под взорами ужасными мостов.


                   Перевод стихотворения Артюра Рембо (1854—1891)

                   _______________________________________________



                   К списку авторов     В кают-компанию