Эдуард Георгиевич Багрицкий



              Одесса


                   Над низкой водою пустые пески,
                   Косматые скалы и тина,
                   Сюда контрабанду свозили дубки,
                   Фелюги и бригантины.

                   На греческой площади рынок шумел,
                   Горели над городом зори,
                   Дымились кофейни, и Пушкин смотрел
                   На свежее сизое море.

                   Одесса росла, и торговым рядам
                   Тяжелая вышла работа:
                   По грудам плодов, по дровам, по тюкам
                   Хмельная легла позолота.

                   И в золоте этом цвели берега,
                   И в золоте этом пылали
                   И фески матросов, и пыль, и стога,
                   Что силой пшеничною встали.

                   Спиною к степям — и глазами к воде —
                   Ты кинулась и обомлела.
                   Зюйд-вест над тобою весною гудел,
                   Зимою морянка шумела.

                   Зимою дожди, по весне тишина,
                   Платанами пели бульвары;
                   Сто лет ударялась о берег волна,
                   Сто лет гомонили базары.

                   В предместьях горланили утром гудки,
                   Трактиры кипели котлами;
                   Гвоздями подкованные башмаки
                   С размаху гремели о камень.

                   В предместьях, в запекшихся сгустках сердец
                   Средь копоти, сажи и пыли,
                   Скрипело: "Пора, наступает конец!"
                   И пальцы сжимались и ныли.

                   Был пафос дождей и осенняя муть;
                   Октябрь по тропе спозаранку
                   Прошел. И наотмашь распахнута грудь
                   И порвана пулей голландка.

                   Не Пушкину петь о рабочей страде!
                   Мы вышли из черных кварталом,
                   Над нами норд-ост, пролетая, гудел,
                   Внизу мостовая стонала.

                   Навылет хлестала осенняя муть,
                   Колючая сыпь спозаранку
                   Легла. Но морянке распахнута грудь
                   И порвана пулей голландка.

                   А после: сраженья, и голод, и труд,
                   Винтовка, топор и машина.
                   В труде не заметишь, как годы идут, —
                   Восьмая идет годовщина!

                   1924

                   ___________________________________________



                   К списку авторов     В кают-компанию